Дары Смерти (кроссовер)

нрпг: кроссовер с другой ролой, специально для Мори, под настроение, так сказать, но если кто хочет, присоединяйтесь, подойдет любой мало-мальски фентезийно средневековый персонаж. Железному Алегу - привет ^^

Он ехал по лесу, одинокий путник в стране охваченной пожарами войны. Погарничный инцидент, героическая битва, героев которой будут воспевать следующие поколения... для кого-то. Для тех же, чьи дома волею судеб оказались в окрестностях Шато - огонь, смерть, запустение. Путник давно уже съехал с большака и теперь старался придерживаться глухих, лесистых мест. Здесь была хоть какая-то вероятность избежать встречи с рыщущими по округе бандами мародеров. Изредка, подходя ближе к опушке, случайно, или с намереньем осмотреться - не виден ли край этому кошмару, он подходил ближе к опушке и видел уже знакомую картину. Дороги, и малые и большие, как видел глаз, были устланы трупами животных и лошадей, перевернутыми возами и телегами, а в небе, всегда гогтовое к пиршеству, кружило воронье.
В лесах мародерам делать было нечего, да и, по правде говоря, заходить туда они побаивались. После битвы многие из призванных чародеями тварей - демонов, гулей, зомби - оказалось на свободе и теперь рыскало по окрестным чащобам. Любому, кто хотел пройти недалеко от Шато приходилось выбирать - люди, или чудовища. При детальном рассмотрении, вторые оказывались не самой худшей альтернативой...
Рейгонд остановил лошадь... Либо его обоняние играло с ним злую шутку (он не ел уже три дня), либо кто-то варил похлебку... определенно куриную. Здесь?! Ударив пятками в бока лошади, он направил ее на запах. Вскоре впереди замаячила опушка. Соскочив с коня, Рейгонд осторожно направился вперед - напороться с ходу на бивак наемников или бандитов (а не все ли равно?) ему совсем не хотелось. Каково же было его удивление, когда на довольно обширной полянке его взору предстала следующая картина.
На поляне стояло три невысоких деревянных дома с покрытой мхом крышей и небольшой овин, не было видно ни души, кроме худой собаки, праздно шатающейся по двору. Сзади виднелась выгребная яма. Окна ближайшего к Рейгонду дома были слабо освещены, а из трубы валил дымок. Взвесив все "за" и "против", он пошел вперед. Мозг его никак не мог найти рационального объяснения происходящему... Три не сгоревших, не разграбленных дома посреди этого ада, каким образом? К сожалению, очень скоро все стало ясно. Подойдя уже к самой двери, Рейгонд вдруг остановился, сплюнул под ноги и в сердцах чертыхнулся.
В выгребной яме виднелся труп человека. На нем не было следов насилия, ничего, что могло бы привести к смерти... кроме оспин. А что еще можно было ожидать от этого идилического уголка. Смерть от Черной Оспы может быть не самая страшная на свете, но, зато, пугает людей куда сильнее топора палача... Рейгонд вздохнул, и постучал в дверь. Все-таки он был лекарем... и ему очень хотелось есть.
- Есть кто живой?

Война...
Чудовищная, ужасная и всегда одинаковая. К ним привыкают не только закаленные в битвах воины, чей удел - смерть за своего властелина, но и крестьяне, чьи дома и посевы сжигают в беспощадном пламени. Как это возможно? Очень просто. Все, кто выживут, станут строить заново, оплакивая потерянное и потерянных. Но такова судьба, скажут они, смиренно возрождая из пепла свои дома, чтобы следующая война вновь опустошила эти места, вновь принесла страдания и огонь. Так и бывает. Люди легко привыкают к хорошему, но так же они привыкают и к плохому. Когда нечего изменить - ничего не изменишь.
О чем думал Рейгонд, следуя по разоренной земле, доподлино неизвестно, хотя врядли он думал о птичках и цветочках, глядя на горы трупов, но то, что нетронутый хутор впечатлил его - в этом не было никаких сомнений. И правда, что три абсолютно целых дома посреди смерти и горя - это было бы слишком хорошо.
Но даже здесь обретала Смерть. Другая, не та, что забирает благородных воинов в чертоги Валгаллы и не та, что дарит покой невинным жертвам. Грязная старуха с покрытым язвами лицом и телом, ухмыляющийся гноем рот, горящие безумием глаза - Болезнь, Мор, Чума... Оспа.
Лекарь вздохнул, поднимая руку, и постучал в первый же дом. Его вопрос повис в воздухе, так как дверь тут же поддалась, открываясь во внутрь...
Она поднялась от очага, прямая, бледная и какая-то очень тонкая в длинном черном платье. Казалось, что тугая русая коса, переброшенная через плечо, способна своей тяжестью переломить ее пополам. Упрямо сжались тонкие, бескровные губы, а лихорадочно блеснувшие темные глаза бросили на вошедшего полный ярости взгляд.
- Кто вы? - В голосе чувствовалась былая сила, хотя от нее и осталась лишь слабенькая тень. Она собиралась сказать что-то еще, даже решительно откинула несколько прядей со лба царственным и все еще изящным жестом, но ее отвлек стон, раздавшийся из дальнего угла дома. Бросив еще один уничижительный взгляд на вторгшегося в ее владения, которые женщина делила со Смертью, она метнулась к постели больного. Опустившись рядом на колени, она беспомощность потрогала влажную ткань на горячем лбу и, оглядевшись кинула мимоходом мужчине:
- Принисите воды, во дворе есть колодец и ведро! - А сама принялась перебирать остатки каких-то корешков, отвернувшись от Рейгонда и теряя к нему всякий интерес.

пысы: пасипа ^^

Судя по всему, она была не крестьянкой... Нет, конечно же, нет, у крестьянки не могло быть этой осанки, этой манеры говорить, отдавать приказания, и этого прелестного платья, пусть и пострадавшего от упавших на ее плечи невзгод. Какой злой рок занес ее в крестьянскую избу посреди войны, в самое сердце эпидемии, оставалось только гадать. Рейгонд не гадал, он подчинился, взял ведро и набрал в колодце воды. Собака не лаяла... она мирно глодала кость на краю выгребной ямы и с интересом посматривала то на труп лежащего внизу мужчины, то на Рейгонда. Взгляд ее был честный и голодный, от этого взгляда даже видавшего виды лекарю стало не по себе.
Вернувшись в дом, он поставил ведро воды на середину комнаты и, не ожидая приглашения, присел к очагу. С его стороны, наверное, более правильным было бы броситься на помощь больному, но что-то подсказывало Рейгонду, что сейчас женщина не поймет и не оценит подобного альтруизма. Поэтому он наблюдал. Даже с такого расстояние и по самым оптимистичным оценкам Рейгонд бы не дал лежащему в углу мужчине больше трех дней, максимум - недели, при хорошем лечении. Эту мысль он также оставил при себе. Голод, тем временем, постепенно перебарывал любопытство.
- Что случилось с хозяевами? -спросил, наконец, он. И тут же добавил. - Это ведь не Ваш дом... Давно Вы тут?
Представиться, не представиться... А зачем? Как будто эту женщину хоть капельку интересует личность вошедшего. У Рейгонда сложилось впечатление, что реакция не была бы иной, даже если бы вместо него в дом ввалилась рота солдат. Поначалу... Что случилось бы потом, у него не было желания представлять, слишком много этого он видел на большаках и по их обочинам. Мужчин убивали, женщин насиловали, и только потом убивали, детей... в зависимости от пола и возраста, но в конце концов все равно убивали, оставляя тела, полураздетые, растерзанные солнцу и воронью. Интересно, как долго оспа будет держать обезумевших от запаха крови бандитов в стороне от этого жилища...

нрпг: незачта ^^

Когда вернулся Рейгонд, женщина растирала в мелкую кашицу что-то из оставшихся у нее трав. От усердия она закусила губу, а на лоб снова упали своевольные пряди выгоревших на солнце волос. Тонкие пальцы ухоженных и красивых когда-то рук ловко орудовали большим и неудобным для мелкой работы кухонным ножом. Впрочем, по виду женщины было сложно определить как давно она освоила этот нехитрый инструмент, явно не свойственный ей в прошлой жизни. Зато во всем ее облике читалась соредоточенная и отрешенная решимость. Это были последние снабодья, а возможности найти что-либо подобное здесь, на хуторе - не было никакой. Выйти же за пределы этого маленького мирка - было подобно самоубийству, медленному и страшному.
Даже не посмотрев на вернувшегося мужчину, она стряхнула полученную массу в миску, принимаясь нарезать остальное.
- Они умерли, - Сдув непослушные пряди, она косо посмотрела на незнакомца. Спрашивать его имя ей даже не пришло в голову. - От оспы, - Она задумалась на секунду, - Старик продержался дольше других. Крепкий был... Он умер дня три назад, - Говорила женщина монотонно, в такт стучащему по деревянной дощечке ножу. - А мы бежали от войны... Давно, кажется еще в прошлой жизни... - Она хмыкнула, стряхивая остатки нарезанной массы в миску. Затем подошла к ведру и, зачерпнув воды, перелила ее в закопченый чайник, который тут же повесила на крюк над очагом. - Около нескольких месяцев. Может два, может три... А может неделя, я уже не уверена, - Легкое пожатие хрупких плеч, и еще ковш воды оказался перелит в таз, который она поставила рядом с постелью последнего больного, оставшегося на ее попечении. - Они, - Она выразительно скривила губы, давая понять что под этим местоимением понимает жителей хуторка, - Они потом говорили, что это мы принесли болезнь, что так отплатили за их добро, за то, что они приютили нас... - Ткань со лба больного перекочевала в таз, женщина отточенным движением прополоскала и выжала тряпочку, возвращая ее на место. - Может так и было... Когда мы выезжали, у Мари-Энн началась лихорадка, но откладывать отьезд уже было нельзя... нужно было спасаться, - Она еще раз пожала плечами, все так же равнодушно и полумеханически вытерла нож сухой тканью, поправила одеяло на постели больного, и устало опустилась на стул. - Она и умерла первой, - Легкий вздох смешался с шепотом начинающей закипать воды.

Очень давно, еще во времена ученичества, в монастырь прискакал гонец из замка соседнего феодала. Его конь был весь в мыле, а сам парнишка только и твердил, что о важном поручении. Его приняли и выслушали, монахам вдруг стало интересно, что же такое стряслось, если какой-то мальчишка не зная страха без предупреждения влетает в обитель Рубиноокого Владыки и требует аудиенции... Объяснение нашлось очень быстро.
Барон Рутгевен, владетель окрестных земель был уже, мягко сказать, в возрасте и единственным ребенком, которым его наградила судьба, была дочь Леонтина. Он любил ее до безумия, и вот не далее как четыре дня назад у нее неожиданно началась лихорадка, а еще через два дня ее всю обсыпало. Обезумев от горя и ужаса отец отправил гонца в монастырь за лекарем, да успел еще в дорогу пообещать самые разнообразные перспективы, какие развернутся перед пареньком, ежели он вздумает смыться или вернуться ни с чем. Так что сейчас ни дурная слава монастыря и его обитателей, ни весьма специфическая архетектура не могли его напугать.
В замок отправились Рейгонд и его наставник. Когда они прибыли в замок, все уже, в общем-то было решено, девочка металась в бреду, а из нагноившихся пузырьков обильно выделялся гной. Магистр посмотрел на больную, достал небольшой плотно закупоренный пузырек и поставил его перед бароном. "Когда Вам надоест смотреть на ее страдания, дайте ей немного." - Рейгонд навсегда запомнил его слова. Потом, уже на обратном пути, на вопрос своего ученика Магистр ответил - "Всему есть предел. Даже магия и алхимические элексиры могут исцелить только в том случае, если у организма остались какие-то резервы. Если мы достигли предела, нам остается только наблюдать и надеяться, что страдания перенесенные при жизни придутся по душе Владыке и несчастный обретет блаженство после смерти..."
- Где Вы учились травничеству? - Спросил Рейгонд, наблядая за действиями женщины. - И... Вы сами не заболели. Иммунизированы, или переболели в легкой форме?
Он поднялся и подошел ближе, оспин на ее коже не было, зато лихорадящий мужчина получил сполна. От глаза лекаря не ускользнули первые признаки воспаления и нагноения пузырьков. Он опустил руку в походную сумку, на секунду задумался, выбирая между двумя пузырьками, выбрал и протянул его женщине.
- Дайте ему это. Должно несколько сбить температуру.

- У бабки, - Она посмотрела на подошедшего мужчину и поднялась со стула. Вода закипела, и крышка на чайнике радостно подпрыгивала, извещая об этом. Сняв посудину с огня, женщина залила травы в миске. - Она лекаркой была, сумасбродная старуха, - Тепло улыбнувшись, она поболтала деревянной ложкой в емкости. Эта улыбка отдавала чем-то неприятно-горьким, будто бы это воспоминание не то чтобы оставлено где-то далеко, но и похоронено вместе с чем-то очень важным и дорогим. Возможно, даже с ее собственной жизнью. - Она меня и прививала... Я маленькая еще была... Но она сказала, что потом пригодится. Как в воду глядела, - Констатация факта. И ничего более. Даже горькой иронии, казалось бы, столь естественной в такой ситуации. Чуть-чуть ностальгии по более счастливым временам. И все.
Она внимательно посмотрела на сумку незнакомца, на извлеченный флакон и некоторое время обдумывала возможность принятия помощи. Впрочем, выбора у нее не было. У нее его не осталось уже тогда, когда стало понятно, что болезнь не отпустит из этого места никого. Даже она возможно навсегда останется здесь.
Тихо и почему-то обреченно вздохнув, женщина приняла флакон, подбирая со стола оловянную ложку и вытаскивая пробку. На мнгновенье запахло резким и лекарственным. Женщина поморщилась, поднеся открытый пузырек к лицу и втягивая красиво вылепленным носом запах. Что было в флаконе, она, конечно, не определила. Но жидкость не была опасна, это могла различить даже самая неопытная знахарка.
Накапав в ложку жидкости, она нерешительно посмотрела сперва на больного, потом на незнакомца, и отставила флакон на тумбочку. Подняся ложку ко рту бредевшего в лихорадке мужчины, она замерла, присела на край кровати, приподымая голову больного, и все таки обернулась к Рейгонду:
- Помогите, - Потом, как бы спохватившись, она добавила уже тише и не таким решительным тоном:
- Если не боитесь заразится, конечно...

Рейгонд с интересом смотрел на женщину перемешивающую отвар из трав. Он мог бы, конечно, последовать примеру своего наставника и сказать, что даже лучшие элексиры сейчас, как мертвому припарка, но не стал. Нет, не из человечности, просто он заранее знал, как на это отреагирует женщина. Вместо этого он только констатировал:
- Через два, максимум, три дня все решится... Если организм выдержит, он будет жить, если нет ("что наиболее вероятно")... В этом случае, Вам не стоит задерживаться здесь слишком долго. В этих местах орудует крупная банда мародеров. Дезертиры с обеих сторон, чудовищный сброд... Только, - взгляд Рейгонда привлекли несколько стебельков с похожими на башмачки цветочками, лежащие на столе, - не давайте ему сейчас аконит. Он облегчит страдания, но может убить его.
- Не боюсь. - слегка улыбнулся лекарь, подходя к постели. Его иммунизировали еще в монастыре, от большинства известных монахам болезней, от которых иммунизироваться вообще было возможно. Вообще, большинство послушников получали прививки лишь от нескольких, самых распространенных недугов, но у Рейгонда сложилось впечатление, что его использовали для какого-то эксперимента... По крайней мере несколько его товарищей, проходивших полную иммунизацию, погибли встрашных муках, а его самого потом несколько месяцев мучили кошмары и аллергия.
Он аккуратно взял голову больного, так, чтобы женщине было проще влить в него содержимое ложки. Лоб несчастного был огненным.

Женщина покосилась на Рейгонда при словах о том, что через пару дней все решится, и в ее глазах мелькнуло какое-то старнное выражение. Что-то среднее между благодарностью и удивлением перед таким занятным экземпляром. Впрочем, она тут же отвернулась, занимаясь исключительно лихорадившим больным. Она, не оборачиваясь и почти не глядя, смахнула несколько тонких стебельков, привлекших внимание мужчины. Опустив глаза, можно было заметить, что на глиняном полу то тут то там попадались и другие стебли, листья и корешки, которые в разное время постигла та же участь.
- Вы думаете? - Она с оттенком иронии и чего-то еще горького отозвалась на слова о том, что следовало бы уходить. И вдруг, не понятно чему развеселившись, она фыркнула и даже усмехнулась. - А куда Вы бы посоветовали идти? Назад, - Она махнула рукой куда-то в сторону, откуда явился Рейгонд, туда, где остались вызженые войной города и села. - Или вперед? - Качнув головой, она показала в ту сторону, в которую врач только предполагал двигаться, и куда постепенно стягивались остатки разрозненных армий, по пути грабящих то, что еще можно ограбить.
Все еще лежавший на ее коленях мужчина вдруг закашлялся. Женщина, всполошившись, коснулась ладонью его лба, легко и очень устало вздохнув, она прополаскала тряпочку и положила ее обратно, на пылающий лоб больного.

- По крайней мере, думается мне, что подобная альтернатива лучше, чем оставаться здесь и ждать пока остатки разрозненных армий придут сами. - голос Рейгонда был спокойным и ровным, без так свойственных ему ехидных ноток. - А с какой Вы стороны?
Судя по выговору женщина была местной, и уж точно не подданной Империи. Сам-то Рейгонд планировал обогнуть Шато с запада по большой дуге, используя холмистую местность, трудно проходимую для войск, как прикрытие. Он хотел вернуться в столицу за неделю, но война, неожиданно, обманула все его расчеты. Защитники в последней отчаянной битве практически разбили имперские войска и хотя от крепости осталась лишь груда обугленных камней, вряд ли нападавшие праздновали победу. Большая часть некогда организованной армии расползлась по значительной территории, серьезно затрудняя передвижение. Вот уже больше десяти дней лекарь блуждал по лесам, а до границы оставалось еще долго. И вот вам дилемма. Отправиться одному значило бросить женщину на произвол судьбы (но это-то еще не так страшно), поехать быстрее, но, возможно заплутать в этих чертовых лесах... Взять ее с собой (это, если она еще согласится) означало, при хорошем стечении обстоятельств, получить себе провожатого, знакомого с местным бездорожьем, но поехать медленнее и иметь дело с имперской таможней, не жалующей иммигрантов, особенно со стороны противника. Но это все слова, на деле же...
- Я из Империи, туда и направляюсь. Собственно, можно было бы и в другое место, но там у меня какая-никакая работа, дела... да и вообще... Наш поощряет страдания, все что страдает в этом мире, страдает в его честь и чем больше страдания на земле, тем безмернее блаженство после смерти. Все невзгоды, все испытания, которые нам выпадают зачтутся в ином мире. Не смотрите на меня так, это не пустая проповедь, а идти... можно и вперед, почему бы и нет?
- Но пока мы здесь. Возможно ваш… муж?..
Он хотел сказать «ваш друг поправится», но вдруг подумал, что стоило бы узнать о собеседнице побольше.

- Со стороны прошлого, - Она фыркнула, отбрасывая назад тяжелую косу, и скривила губы от пафосности сказанного. Вся беда в том, что мужчина был прав. Она понимала это как никто хорошо. Сидеть в заброшенном хуторе и ждать прихода смерти было решительно глупо. А учитывая то, что легкой смерти ей не достанется, то яд или, упасти господи, кинжал становились вполне неплохой перспективой. Она покосилась на нож, оставшийся на столе и брезгливо поморщилась.
Впрочем, проповедь о страданиях отвлекла женщину от ее мыслей. С любопытсвом и недоверием она слушала то, что вещал Рейгонд, и даже слабо улыбнулась в ответ на эту занятную "байку". Но улыбку с ее лица быстро смазало надменное выражение.
- Мой муж, - Она подчеркнула эти слова и снова поджала губы, - Остался сражаться и защищать Шато, - Пару секунд она сверлила Рейгонда презрительным взглядом, явно оставшимся от прошлой жизни, а потом тихо вздохнув, отвела глаза и поникла плечами. - Он отправил с нами двоих воинов в качестве охраны... Это один из них, Брен... - Она еще раз вздохнула, отвела ото лба несколько прядей, выбившихся из прически, и переложила голову мужчины обратно на подушку. - Поэтому мне некуда идти... - Тихо и нелогично закончила она, вставая и давя туфлями несчастные цветы, брошенные ею на пол.

- Не злитесь, я ничего дурного сказать не хотел. - изобразив на своем лице нечто похожее на смущение. - Прошу прощения, если задел за живое. Сам я далек от войны, даже несмотря на то, сам факт моего прибывания здесь нас неразрывно связывает. Геройство перед лицом опасности мне чуждо, а гореч потерь давно уже потеряла для меня всякий смысл. Вы знаете, намного легче живется, когда у тебя ничего нет и ничто тебя не связывает... Нет, я говорю не о материальных благах, от них легко отказаться. Я говорю о другом.
И он рассказал ей. Собственно, в этот момент ему было не важно, слушает ли она и интересно ли ей. С ним часто бывали подобные реминесценции, просто обычно он говорил дл я себя, перебирая по крупинкам все, что было в его жизни, просто... чтобы не забыть. Сейчас же у Рейгонда был слушатель, для которого он сам ничего не значил, а значит можно было говорить спокойно и безбоязненно.
Он рассказал, что самое раннее воспоминание у него связано с поркой розгами во дворе монастыря. Ни о каких радителях даже речь не шла... Все детство и отрочество он провел среди монахов, тренируясь и обучаясь. Он помнил каждое испытание, каждое наказание, которым подвергали юных послушникоов, вбивая им "осознание веры". Многие не выдержали... Он сам когда-то трясся от страха при мысле о следующем круге Пути Духа, комплекса упражнений, вырабатывающих невосприимчивость к боли и умение сосредоточится в самых сложных условиях. Он сам когда-то думал збежать из монастыря, даже предпринял несколько попыток. Но, во время последней, удачной, он уже дошел до перекрестка, ему стоило лишь ступить на дорогу, ведущую к свободе. Но он вдруг понял, что не хочет. Почему? Наверное потому, что снаружи все то же самое, что и в монастыре, только "в рассрочку". И тогда он вернулся и закончил обучение. Когда же он вновь ступил на большую дорогу, он был спокоен, он знал, что вот теперь он уже сможет с полным правом пожить в свое удовольствие, ведь всего, что он хотел, он уже достиг. Он был лучше других и знал это. А деньги, власть, женщины? Если он захочет, все это у него будет, но ведь не в этом смысл жизни... смысл жизни в том, чтобы жить и получать от нее удовольствие, а большую боль, чем он перенес, он уже вряд ли встретит...
- По крайней мере, такова моя жизнь. Собственно, один из ее плюсов в том, что она только моя и я ее никому не навязываю. Но Вы... Вы могли бы обосноваться в приграничных районах империи, сейчас там, наверное, много беженцев.